После очередного взрыва на борту, у ватерлинии, из низов прибежал посыльный, с известием о медленном затоплении средней кочегарки, и что "минут через десять придется заливать топки в ее котлах, а то рванет". Снижение скорости до 15 узлов, вызванное через четверть часа падением давления пара, вскоре позволит японцам подойти на убойные 20 кабельтовых, и, значит, время жизни "Авроры" теперь измерялось уже не часами, а минутами.
- Кто-нибудь, найдите мне минных офицеров, или хоть кого, кто вообще уцелел из минеров! Мне нужен рапорт о боеспособности минных аппаратов! - проорал выскочив из боевой рубки, испещренной множеством попавших осколков Засухин, - На баке! Пошлите посыльного вниз, в лазарет, пусть скажет докторам, чтобы готовились к спасению раненых. Бегом!
- А ты, братец, - обратился командир к ожидавшему ответа кочегару, настолько жадно глотавшему свежий воздух, что Анатолий Николаевич невольно подумал, - "воистину перед смертью не надышишься", - Скажи своим, чтобы, как зальют топки, если воду не удержите, пусть идут в лазарет и помогают вытаскивать раненых наверх. Самим им не выкарабкаться, когда мы кингстоны откроем. Ну, давай, беги скорей, с богом...
Перекрестившись, Засухин закрепил штурвал обломком переговорной трубы и, поправив на голове фуражку, вновь вышел с рупором на мостик. Окинул горестным взглядом свой избитый крейсер, мельком взглянул в сторону почти неразличимого за дымом японца, и набрав полную грудь воздуха, попытался оповестить команду, по крайней мере, тех, кто мог его услышать, о принятом окончательном решении:
- Братцы! Товарищи мои! Вы до конца выполнили свой долг! Нам осталось только показать желтобрюхим макакам, как гибнут русские моряки! Как только мне доложат, какие минные аппараты у нас еще боеспособны, я пойду на японца. Если он сдуру не отвернет - мы попробуем подорвать его минами. Если у него хватит мозгов, и он начнет отходить...
- Вашбродь, япошки отворачивают, - неожиданно перебивая командира, раздался с крыши посеченной осколками и лишившийся всех оконных стекол ходовой рубки, удивленный голос последнего оставшегося на ногах сигнальщика Михайлова, держащего бинокль левой рукой. Правая, перебитая осколком полчаса назад и перетянутая веревкой для остановки кровотечения, безжизненно висела вдоль тела.
- Куда отворачивают, становятся к нам другим бортом? Неужто мы им настолько повыбили артиллерию на левом? - Засухин прильнув к биноклю, впился глазами в далекий дымчато-серый силуэт...
- Никак нет, вообще отворачивают, уж кормой к нам стали... Бегут от нас, стало быть... - ответил сам ничего не понимающий матрос.
Под ликующие крики уцелевших комендоров и марсовых, их командир оторопело наблюдал, как развернувшийся японец полным ходом уходил на восток. И только очередное попадание восьмидюймового снаряда, ополовинившего кормовую трубу "Авроры", заставило его вернуться в рубку, избавив от неожиданного оцепенения. Как и Рейн несколькими часами раньше, Засухин не сразу понял, что делать с лотерейным билетом, на котором оказалось написано слово "Жизнь"...
Час спустя "Идзумо" окончательно исчез за начинающим темнеть горизонтом. Счастливое избавление было настолько непонятно офицерам "Авроры", что с четверть часа на ее мостике не предпринимали почти ничего осмысленного, кроме приказа оставаться на курсе, уводящем ее в противоположную от японца сторону.
А спустя еще сорок минут, там, куда ушел вражеский броненосный крейсер, небо озарилось далеким, но очень мощным взрывом. Все моряки на верхней палубе "Авроры", занятые растаскиванием обгорелых завалов, и спешным ремонтом не до конца угробленных орудий, как по команде уставились на восток. Что могло рвануть так, чтобы вспышка осветила половину неба, было совершенно непонятно. Тем более необъяснимы были два взрыва: минут через десять в той же стороне громыхнуло еще раз.
- Наверное, на "Идзумо" нашим шальным снарядом взорвало погреба! - радостно предположил молодой мичман-артиллерист Яковлев, только что вернувшийся с перевязки.
- Ну, да, - остудил чрезмерные восторги подчиненных Засухин, - Полтора часа летел снарядик. Воистину - шальной. Ну, и даже если... А второй взрыв через десять минут после первого, это в честь чего? Второй шальной, заблудившийся?
- Но тогда, что это было? - задумчиво проговорил лейтенант Прохоров, старший штурманский офицер крейсера, пытавшийся по ходу дела придумать, как ему сподручнее определить место "Авроры", если уцелевший во время боя секстан... немного погнуло.
- Боюсь, этого мы сейчас не узнаем, Константин Васильевич. Лучше о насущном давайте. Скажите мне, каким курсом нам ковылять во Владивосток, и как его взять, если все компасы у нас поразбивало вдребезги?
- Идем Норд Ост двадцать, а определяться пока придется по Полярной звезде, благо облаков нет. Может к утру сооружу какое-нибудь подобие компаса, из магнита в чашке с водой. Помните в корпусе была курсовая работа? А пока - только по звездам, ака Магеллан с Колумбом. С этой железякой, сами видите... А мой в каюте почил в бозе со всем ее содержимым - восьмидюймовый, похоже...
- Понятно. Но лучше, все-таки, миль на тридцать-сорок к Весту отползти. Сперва. А то, если он поутру нас ловить вздумает, на прямой дорожке может и прищучить. Как у нас с углем? Хватит на 12-ти узлах?
Поднявшиеся на мостик из корабельных низов старший механик Гебрих и поручик Малышевич подтвердили, что несмотря на затопление двух угольных ям, кардифа еще вполне достаточно. Поступление воды в качегарки пока удается сдерживать благодаря усилиям трюмных под командой неутомимого и находчивого поручика Шмоллинга, но желательно, конечно, подвести пластырь под пробоину.