Одиссея "Варяга" - Страница 451

451

- Что, "озверели"? "Ослябя" только что японцу в заднюю башню зафитилил, Всеволод Федорович! Вон, смотрите, смотрите! Дыму-то... Даст Бог, может, рванет сейчас!

- Так... Посмотрим, куда он кому зафитилил... - смущенно пробормотал Руднев, всматриваясь во вражеский корабль.

Сквозь клубы дыма поднимающиеся над японским кораблем, Петрович разглядел, наконец, что случилось с его кормовой башней. Судя по всему, бронебойный десятидюймовый снаряд с "Осляби" пробив тонкую крышу, вынес ее заднюю стенку и в процессе этого выноса взорвался. В результате сейчас то, что осталось от башни, дымилось как сковородка, на которой забыли жарившуюся картошку. Причем забыли надолго. Левое орудие торчало в небо под углом градусов сорок-пятдесят, что говорило о том, что его станок был фатально разрушен. Ствол правой пушки безжизненно замер на отрицательном угле возвышения.

С досаждавшей "Ослябе" башней было покончено. Но, к сожалению для российской стороны, так ожидаемый взрыв погребов не произошел. Почему, и что спасло корабль, можно было бы узнать после боя у его моряков. Но им сначала необходимо было этот бой пережить.

Вскоре стало ясно, что японцы затапливают погреб, броненосный крейсер заметно садился кормой, скорость его падала. Но когда Петрович уже прикидывал, сколько он еще продержится под огнем его четырех кораблей, "Адзума" покидая строй резко покатилась вправо...

- В расчете! Молодец Бэр... Отставить думать о падали! По глазам вижу, добить хочется очень. Успеется еще. Там, впереди, Того с нашими то же самое проделать собирается. Туда бежим, туда! Оставьте караулить пару дестроеров. Грота-стеньга у него ополовинена, антенны больше нет, так что телеграфировать он не сможет. Если до темноты не найдем и не добьем, пусть сами атакуют. А Миклухе передайте, минут десять может его еще пошпынять с кормы, потом сразу за нами.

- Всеволод Федорович, будем обходить наши броненосцы по неподбойному борту, или как? - обратился к Рудневу поднявшийся на мостик Хлодовский, - До них сейчас кабельтов семь, даже поменьше. Идут четырнадцать с небольшим узлов. Догоним через пятнадцать минут. Бэр запрашивает, принимаете ли Вы командование над его кораблями?

- Командование уже принял. Передайте от меня семафором благодарность экипажам обоих броненосцев. Пусть Бэр возьмет два румба влево, нам нужно "Россию" с "Рюриком" выручать, а не тыкаться японцам в середину колонны. Наши, конечно, на отходе будут к западу забирать. Да и от "Хацусе" ему пока лучше "подарков" не получать, у того обе башни в порядке... Мы для начала станем в кильватер "Пересвету". "Россию" с "Осляби" видно? Если да, то пусть идет прямо на нее. Запросите "Пересвет": что с Николаем Ивановичем? Серьезно ли ранен? И с обоих кораблей - повреждения, максимальную скорость, состояние артиллерии, запас снарядов.

- Всеволод Федорович! С марса открылась "Россия" и "Рюрик"... Плохо дело у них, похоже.

- Понял. Лезу! Не мешайте же ради Бога, хочу видеть все сам! Каждая минута дорога...

Карабкающийся на фор-марс по скоб-трапу контр-адмирал... Да еще с рупорм в руке... Точно зрелище неординарное. И не для слабонервных. Но Петровичу просто необходимо было взглянуть на происходящее впереди, чтобы как можно быстрее составить впечатление и о состоянии наших избиваемых кораблей, и о скорости и курсе неприятеля, и о... Черт его знает, о чем. И что еще было необходимо? Но на глазах обалдевших от неожиданности офицеров и матросов, Руднев довольно быстро одолел двенадцатиметровый подъем, и был втащен на маленькую огороженную площадку мускулистыми руками марсовых. С палубы неслось "Ура нашему адмиралу!", но Петровичу сейчас было не до личной славы. Сквозь цейсовскую оптику он, до крови закусив губу, всматривался вперед, туда, где героический "дедушка "Рюрик" доживал свои последние минуты...

****

Спустя несколько минут после первого попадания с "Якумо", Трусов почувствовал, что характер обстрела его крейсера резко изменился. Быстро взглянув на "Россию", а затем, пробежав подзорной трубой по вражеской линии, идущей под корму русским крейсерам, он понял в чем причина. И, пожалуй, первый раз за эту войну, всего лишь на краткий миг, им овладело ощущение полной фатальной безысходности. Его старый крейсер был обречен... Нет, теоретически все было ясно уже минут сорок назад. Но фактически...

Хотя плющило даже не от того, что конец наступает вот именно сейчас, а от понимания того, что их гибель окажется практически бессмысленной, и принесет "России" всего лишь пяти-десятиминутную отсрочку приговора... Это легло на плечи какой-то неимоверной, нереальной и невыносимой тяжестью. Это сковывало движения и лишало воли. И вдруг каперанг вспомнил... Вспомнил не о присяге, долге, "животе за други своя", не о Матушке-России, не о любимой жене и своей дочке - красавице на выданье... Он вдруг услышал ту цитату из японского кодекса рыцарской чести "Буси До", прозвучавшую как-то из уст Руднева, и глубоко запавшую в душу. "Смерть легче пуха, долг тяжелее горы"...

"Не наш они народ, черти узкоглазые. А ведь лучше и не скажешь. Точно, тяжелее горы, если так надавило... Но она-то, она-то легче пуха!"

- Что у нас с рулем? - резко выдохнув и расправив плечи поинтересовался каперанг, поправив пенсне.

- Пока все в порядке, командир! Пока слушаемся!

- Как я разумею, их крейсера, что по нам начинали, пристрелялись, передали расстояние на броненосцы, а сами перенесли пристрелку на "Россию", так?

451