Корректировали стрельбу через радиовагон "Ильи Муромца". Теперь на любую позицию японцев, встающую на пути русской гвардии к перешейку, не позднее часа после ее обнаружения обрушивался град металла и взрывчатки. Конечно, первый блин стрельбы по закрытой цели при помощи корректировки по радио не мог обойтись без комков. Самым ярким эпизодом боевого слаживания, стал шестидюймовый снаряд "Ретвизана", разорвавшийся в расположении полуроты пластунов. "Недолет пятнадцать кабельтов. Лево семь". За скупой записью о приеме телеграммы в радиожурнале корабля - восемь казацких жизней и десяток раненых... Телеграмма с комментариями в адрес всех артиллеристов и лично командира броненосца Шенсновича в журнале не сохранилась, по причине полной нецензурности.
Так или иначе, на третий день для подавления очередного очага сопротивления хватало полудюжины снарядов из каждого ствола главного калибра очередного корабля линии, с подливкой их десятка шестидюймовок. Все же средний броненосец начала века это не только четыре ствола калибра двенадцать или десять дюймов, но и с полдюжины шестидюймовок. После трех десятков крупных и полусотни средних морских снарядов на месте очередного полевого редута или люнета обычно громоздились обгорелые бревна и свежие воронки, поперечником с половину футбольного поля... Из мешанины земли, камней и дерева отчаянно и зачастую небезуспешно отстреливались последние японские солдаты, но в целом система работала как часы.
Очень облегчала жизнь русских артиллеристов система организации японской обороны. На поле боя пока еще господствовали не врытые в землю ДОТы, ДЗОТы и блиндажи, а редуты, форты и люнеты, возвышающиеся над землей. Для борьбы с ними корабельные пушки с их настильной траекторией, были еще вполне пригодны. Вот когда оборона станет врываться в землю, вот тогда без гаубиц проводить нормальное наступление станет невозможно.
Гораздо сложнее было бороться с японскими полевыми батареями. Работая исключительно с закрытых позиций, японские артиллеристы во второй день русского наступления вывели из строя около пятнадцати процентов наступающих. И полностью отбили если не наступательный порыв прекрасно вооруженных, тренированных и решительных русских полков, то желание ТВКМа и Смирнова платить слишком высокую цену за такое наступление гвардейскими жизнями.
К счастью для русских в условиях небольшого перешейка количество мест для расположения орудий было ограниченно. За ночь несколько групп пластунов, пользуясь отсутствием сплошной линии фронта, проверили добрую половину из них. Балк порывался было уйти в поиск с одной из групп, но был остановлен Михаилом. Тот с великокняжеским сарказмом поинтересовался, неужели у капитана второго ранга нет дел поважнее, чем ночной поиск вражеских батарей. В результате вместо любимого ночного рейда в тыл врага, пришлось Василию заниматься организацией общего утреннего наступления. Похоже, что Михаил близко к сердцу принял признание своего советника, о нехватке опыта командования чем-либо крупнее батальона. И теперь не только Балк обучал Михаила, но и тот при каждом удобном случае подкидывал "учителю" задачки уровнем от полка и выше.
Немецкий военный наблюдатель, майор генерального штаба фон Зект, особо отмечал, что в среде гвардейского офицерства практически не возникало эксцессов связанных с этой, внешне абсолютно абсурдной ситуацией, когда подразделениями, во главе которых стояли люди в чине реально превосходящие Балка на две-три ступени, командовал в бою этот совсем еще молодой МОРСКОЙ офицер. Немец связывал это с тем, что авторитет Великого князя к этому времени был столь же непререкаем, как и героический имидж его друга, командира бронедивизиона.
Но, во-первых, гвардейцы хорошо знали сколь много жизней было спасено, благодаря лихим налетам и артударам этих бронепоездов. А, во-вторых, немец сам был свидетелем того боя за холмы перед Наньгуанлином, когда японцам удалось творчески переосмыслив опыт русских, поймать в огневой мешок батальон семеновцев. К которым нелегкая как раз и занесла в тот день пронырливого, бесстрашного немца. Зато его профессиональное любопытство было удовлетворено в полной мере, более того, ему самому пришлось участвовать в бою, поскольку наседавших японцев его национальность и нейтральный статус явно не интересовали.
К тому моменту, когда Зект уже готовился оценить боевые свойства трехгранного штыка русской трехлинейки в ближнем бою, он прекрасно сознавал, что, судя по плотности японского пулеметного огня, шансов добраться до японцев, пробежав отделявшие его и семеновцев от вражеских позиций двести шагов, практически нет. Но Балк, пробившийся к ним с сотней пластунов и двумя пулеметами, не только смог переломить в пользу русских довольно критическую ситуацию, но и сумел в последовавшей за японской атакой рукопашной заслужить у гвардейцев негласное прозвище "капитан-хана" или более фамильярно и совсем уж для узкого круга гвардейских офицеров "Базиль-хан"...
Генерал Ноги лихорадочно укреплялся под Наньгуанлином, подводя пехотные и артиллерийские резервы. И вот, когда, казалось бы, ситуация застабилизировалась, японцы привели себя в порядок и по численности боеготовых подразделений опять имели более чем трехкратный, комфортный перевес, русские неожиданно двинулись вперед, упредив запланированное японское наступление всего на несколько часов. Рассвет для японских канониров начался с мощнейшего артиллерийского налета почти на все места расположения их батарей. Огонь велся по площадям, но по конкретным районам и сразу почти всеми кораблями русского Тихоокеанского флота. Каждый отряд кораблей получил свое подшефное место, где стояли японские орудия.