Одиссея "Варяга" - Страница 276


К оглавлению

276

       Вскоре его крупный снаряд попал в носовую часть броненосца в районе водонепроницаемой переборки 20 шпангоута на батарейной палубе, разрушив частично переборку, и палубу, прилегающие каюты, образовав в борту громадную дыру, к счастью ее не захлестывало водой. Начался пожар в шкиперской кладовой по левому борту, и все быстро затянуло дымом. Прислуга носовых малокалиберных орудий под руководством мичмана Бачманова быстро залила водой пожар, однако шкиперское имущество продолжало тлеть, и его приходилось затем периодически поливать водой.

       Теперь, наконец, по мере поворота, проявился характерный профиль нашего противника, со стоящей отдельно третей трубой. Это был броненосный крейсер французской постройки "Адзума". Как ни странно огонь японцев на циркуляции был довольно точен с учетом дистанции в 3 мили, море буквально вскипало вокруг "Осляби", причем японские снаряды взрывались при соприкосновении с водой, и потому засыпали броненосец осколками. Впрочем, попаданий при этом в нас было сравнительно немного. Снаряд крупного калибра, попавший в фок-мачту ниже боевого марса, осколками в том числе отраженными марсом повредил носовой дальномер, убил на месте дальномерщиков, изранил командовавшего ими мичмана Палецкого и стоящих на крыле мостика двух сигнальщиков, но сама мачта устояла. Адмирал с командиром броненосца стояли около самой боевой рубки, и сноп осколков прошел мимо, хотя у Андрея Андреевича Вирениуса воздушной волной сбило фуражку. После чего они перешли в боевую рубку, тем более, что большие смотровые щели способствовали хорошему обзору. Увы, от судьбы не спрячешься - вскоре выяснилось, что необходимой защиты командному составу она не обеспечивала.

       Примерно в это же время крупный снаряд попал в 14 весельный катер около грот-мачты, разрушил его и соседние катера, а также вызвал небольшой пожар. Затем произошло еще одно попадание - в носовую башню главного калибра, броня ее вполне выдержала взрыв, однако сноп осколков влетел в боевую рубку через смотровые щели и убил на месте нашего старшего артиллериста, штурмана лейтенанта Дьяченкова и рулевого квартирмейстера, а отраженными осколками переломал оборудование. К счастью руль и машинный телеграф действовали и штурвал удерживали раненый боцман и лейтенант Саблин. Послали за санитарами и младшим артиллеристом. Минный офицер лейтенант Саблин вскоре сам ушел на перевязку, после того как боцман заменил его у штурвала.

       "Адзума" тем временем уже почти закончила разворот и побежала от нас. Видимо мы все-таки серьезно попали в нее, раз она так неожиданно поменяла свои намеренья. Как мне потом рассказали, адмирал в рубке сказал, что будем догонять, сколько сможем, и вести при этом анфиладный (продольный) огонь. Здесь мы в лучшем положении. У "Адзумы" в корму могут стрелять только две восьмидюймовки, но они не в состоянии пробить броневой траверз "Осляби", у "Осляби" же его две десятидюймовых пушки вполне могут на такой дистанции пробить кормовой траверз Адзумы. Так что если нам повезет - "Адзума" сбавит ход, а там вдвоем с "Авророй" есть шанс и утопить японца, лишь бы к нему подмога не подоспела. Приказали поднять сигнал: "Авроре": вступить в кильватер "Ослябе".

       Примерно через минуту крупный снаряд разорвался у основания грот-мачты, разрушив рядом стоящие гребные катера, и вызвав небольшой пожар. Трюмно-пожарный дивизион под руководством трюмного механика Успенского бросился тушить этот пожар. Однако через пару минут еще один снаряд разорвался как раз среди матросов пожарного дивизиона, разметав их по палубе, пробив навесную палубу и окончательно разрушив катера. Трюмный механик Успенский погиб на месте, уцелевшие матросы унесли раненых на перевязку. А пожар тем временем набирал силу, питаясь деревянными обломками катеров и палубы. Я бросился к рострам и организовал тушение этого пожара силами уцелевшей прислуги малокалиберных орудий. Тушение осложнялось периодическими взрывами малокалиберных снарядов, поданных к орудиям и раскиданных по палубе и теперь находящихся в огне. Но матросы работали молодецки, и пожар стал постепенно стихать.

       Тут меня вызвали в боевую рубку сообщением, что командир тяжело ранен и нужно принимать командование броненосцем. Добежав до третьей дымовой трубы, я внезапно воздушной волной в спину был брошен вперед и, упав на палубу, разбил лицо, однако сознание не потерял и, оглянувшись, увидел, что там где я стоял до этого, командуя тушением пожара, в палубе зияет дыра, а матросов раскидало во все стороны. А еще говорят, что снаряд два раза в одно место не попадает.

       Как позже я узнал, осколки этого снаряда через вентиляционную шахту проникли к средней машине и повредили ее. Осколок снаряда попал в подшипник, и этот подшипник теперь сильно грелся. Нужно было остановить машину, чтоб выковырять осколок. Но так как на машинном телеграфе стоял "Самый полный вперед", а боевая рубка на вызовы не отвечала, мехи наши решили до последней возможности не останавливать машину, а подшипник охлаждать, поливая маслом.

       Прибыв к боевой рубке, я увидел, что левое крыло мостика превращено в руины прямым попаданием, в рубке все было забрызгано кровью и искорежено, внутри лежали мертвые и отдельно раненые, командир корабля был смертельно ранен в голову и бредил. Весь бледный, адмирал наш без сознанья сидел, прислонившись к броне в луже крови, и зажимал руками рану на животе. Два санитара пытались разжать его руки, чтоб наложить повязку.

276