Не успев отойти от сцепившихся в схватке броненосных колонн и на милю "Варяг" с "Богатырем" легли на новый курс. Повернув "вдруг", и приняв строй пеленга, они медленно, но верно стали склонятся в сторону флагмана Камимуры, держась, однако, от него на дистанции порядка 6 миль. Когда они вышли почти в голову японской колонны, "Варяг" снизил скорость и позволил японцам самим его догонять. Когда Камимура понял, что наглый Руднев фактически сделал ему crossing t силами двух крейсеров, даже не защищенных броней, он оказался перед не простым выбором.
С одной стороны - выйти из-под обстрела пары русских бронепалубников было просто - всего-то навсего отвернуть на пару румбов вправо. Но тогда из зоны огня выходили основые силы русских, по которым только только пристрелялись наконец-то его корабли. На "России" как раз разгорался пожар на шканцах.
С другой стороны - отогнать наглую русскую пару огнем не так просто - из всей эскадры по ним может вести огонь только носовая башня самого "Идзумо" и три его носовые шестидюймовки правого борта. От огня остальных кораблей эскадры их прикрывает корпус самого флагмана. Поразмыслив, Камимура решил терпеть огонь пары наглых крейсеров пока будет такая возможность. Прекрасно зная характеристики русских шестидюймовок, которым были вооружены "Варяг" и "Богатырь", японский адмирал понимал, что ни утопить, ни серьезно повредить его корабль с расстоянии более 20 кабельтовых русские не смогут. Русским снарядам просто не пробить даже 127 мм брони верхнего пояса "Идзумо", а уж тем более 152 мм брони башни или 178 мм главного пояса, прикрывающего ватерлинию. А то, что русские шестидюймовые подарки вполне могут снести орудия на верхней палубе или пробить борт выше пояса, это можно и придется перетерпеть. Сначала надо разобраться с броненосными противниками, а уж потом можно будет заняться и мелочью.
Когда за неделю до выхода в море Руднев изложил Небогатову свой план охвата головы Камимуры силами двух не броненосных, но скоростных крейсеров, тот задал простой вопрос:
- Всеволод Федорович, а что помешает Камимуре просто отвернуть на два румба, встать к вам бортом и расстрелять бортовыми залпами?
- Ну, во-первых, - Вы тогда от него уйдете, Вы то курс менять не будете, а Вы - по легенде,- идете помочь прорываться "Ослябе". И главная задача Камимуры не утопить меня, а не пустить Вас! А во - вторых, вы не учитываете психологию японцев. Вы бы отвернули, да и я бы тоже принял в сторону, если это целесообразно. Но для японца отвернуть от более слабого противника, даже если тот в заведомо лучшем положении - это потеря лица. Так что максимум, что мне грозит, это огонь одной башни с парой восьмидюймовок.
- Вашим крейсерам может и этого хватить.
- Ну, пробить скос японским снарядом с 20 кабельтов, даже восимьдюймовым - это вряд ли. А все остальное - не смертельно. Пока будет хоть пара орудий, способных стрелять, я с головы Камимуры не слезу! Если потеряю скорость - отползу к Вам за линию, Николай Иванович. Пустите?
- Вас не пустишь, пожалуй, - шутливо проворчал Небогатов, и уже серьезно продолжил, - Я только теперь понимаю, почему Его Величество в приватной беседе мне настойчиво порекомендовал прислушиваться к тому, что говорите. И хотя по времени производства в чин я Вас и превосхожу, но неофициально император меня попросил выполнять Ваши просьбы, как его собственные. Я, признаться, даже обиделся. Но теперь вижу, смысл в этом есть.
Когда "Варяг" с "Богатырем" увеличив ход стали отрываться от "России", Небогатов вздохнул с облегчением, хотя и немного нервно. Ему казалось, что за последние дни он сильно постарел. И, похоже, что виной тому был не возраст, хотя и не малый. Да и к такой работе по обучению он привык, последний год на Черном море этим и занимался. Правда, тут был жесткий лимит времени, но на то и война. Да, приходилось решать довольно сложную задачу по совмещению сплаванных броненосных крейсеров ВОК и новичков в одном отряде. Однако строки Пушкина, пришедшие в голову по-началу: "в одну телегу впрячь неможно коня и трепетную лань", а именно такой поначалу показалась задача, последнее время в голове не крутились. И хотя новые крейсера упорно не хотели делать то, что от них требовалось, но опыт эскадренных плаваний "старичков" сильно помогал, да и экипажи на "новичках" были не новобранцами. В последние дни отведенного срока уже удавалось сносно маневрировать, а артиллеристы утверждали, что с орудиями они разобрались...
Ну, в полигонных-то условиях они ничего себя показали, но каково будет в бою, все ж таки орудия несколько непривычны? Оптимизма добавляла только десятидюймовая башня "Памяти Корейца". Парочка, командовавшая ею, мало того, что великолепно "спелась" и показывала отличные результаты стрельбы, так еще и не просто выполняли приказы, но и сами активно проявляли инициативу. Если учесть, что один из них побывал в бою, (да еще в каком!), то за эту башню в бою можно было не беспокоится. Не подведут ни люди, ни техника управляемая этими людьми.
Но вот когда Руднев излагал ему свой план боя, Небогатов и поймал себя на мысли, что чувствует себя стариком, перед этим молодым человеком... Но разве Руднев молод? Да он младше, но не столь уж и намного. А вот, поди ж ты. Даже если не принимать в расчет того, что про него рассказывают, того что Небогатов видел своими глазами - хватало. Что он сделал с кораблями? И как ему такое пришло в голову (он же не инженер), и как он добился выполнения своих планов? Ни одному из встречавшихся ранее Небогатову морских офицеров и в голову не приходило менять конструкцию и состав вооружения вверенных ему кораблей. Плавали на том, что давали, жаловались, но перевооружать заново уже готовые корабли?