Одиссея "Варяга" - Страница 177

177

При этих словах Балк многозначительно посмотрел прямо в глаза Великому князю и жизнерадостно продолжил:

- Я так полагаю: не повязали нас куропаткинские нукеры, и то слава Богу. Плохо пока только одно - нет достоверных разведданных о том, где нам встреча с японцами предстоит, но и это поправимо. Когда будем подходить к перешейку, сначала пустим вперед казачьи разъезды, за ними "Добрыню". Да и у Штакельберга к этому времени, может быть, ясность уже будет.

Кстати, Александр Иванович, я ведь еще до Мукдена закончил чтением Ваш доклад, спасибо за доверие... - внезапно сменил тему разговора Балк.

- Гриф грифом, Василий Александрович, но от Михаила Александровича и людей, которым ОН доверяет, у меня тайн нет.

- Тогда, если не возражаете, я задам Вам несколько вопросов, касаемо японских фортификаций и их баз в метрополии?

- Давайте, только сейчас достану карты и схемы, хорошо?

Да! И в самом деле, что мы, право, все за упокой да за упокой! Я вот до сих пор под впечатлением, как удачно попал на Вас в Харбине. Не знаю и кого благодарить! А то ведь взяли бы перед носом японцы перешеек, через Чифу бы добираться пришлось. Но с подходом нашего сухопутного "Варяга" у них это так просто не должно получится...

- Как кого благодарить, сын мой? ЕЕ, Заступницу. Она же меня в Харбин как и Вас привела, в аккурат к перрону, когда варяжцы подходили. Или не согласны, Александр Иванович?

- Простите, святой отец... Да! Не подумал я что-то, каюсь, - перекрестился Русин.

- Ладно, господа, вы тут потолкуйте о своем флотском, а мы с отцом Михаилом пойдем на смотровую площадку артиллерийского вагона, подышим немного, - грустно проговорил явно находящийся под впечатлением от всего услышанного сейчас, но еще больше от увиденного и услышанного в Мукдене, Великий князь, - Пойдемте, святой отец. И если можно, позвольте еще раз помолиться с Вами Пресвятой Богородице у нашей иконы. Тяжко мне что-то сегодня...

Когда Великий князь со священником вышли, Балк подмигнув Русину спокойно и с расстановкой проговорил.

- Тяжко... Перед первым в жизни боем всегда не легко. Всем.

- А я вот думаю, что Михаил Александрович о другом бое задумался. Не о том, что завтра нам здесь, на Квантуне, предстоит. А совсем о другом... Вам так не показалось, Сергей Александрович?

****

Капитан японской императорской армии Кабаяси Нобутаке сидел и смотрел на карту уже в течение получаса. Со стороны солдатам казалось, что их командир прорабатывает маршрут марша, который должен был начаться через час. Но на самом деле капитан просто смотрел в никуда. Не подобает воину проявлять слабость и заваливаться прямо на землю, как сделали его подчиненные. Но и он сам отчаянно нуждался в передышке.

Кабаяси наконец-то мог позволить себе расслабиться, впервые за последние три недели. В голове был абсолютный вакуум, который бывает только сразу после окончания тяжелой работы и заполняется с началом новой. Оборонительные позиции русской армии на перешейке были наконец-то прорваны, и у молодого самурая появился шанс пережить и этот день, хотя еще полчаса назад он был уверен в обратном. Утром на его глазах русской шрапнелью была выкошена колонна воинов Ямато, которую вели в атаку представители лучших самурайских семей Японии. Они проявили недовольство "черепашьими темпами ведения войны", и император "посоветовал" им отправиться в Маньчжурию и самоличным примером на поле боя, а не в газетных статьях, показать, как воюют настоящие самураи...

Теперь залитые кровью обломки фамильных доспехов остались где-то там, на перепаханной взрывами и пулями полосе земли перед русскими укреплениями. Из той колонны, попавшей под обстрел полевой батареи, выжило не более пятнадцати процентов личного состава, и в следующую атаку их повел уже сам Кабаяси.

Еще утром он командовал полностью укомплектованным 2-м батальоном 2-го полка 1-ой пехотной дивизии, старейшего и наиболее заслуженного подразделения императорской армии. Ко второй атаке под его началом был уже весь полк, но, увы, - число его подчиненных существенно не увеличилось. Командир полка был ранен шрапнелью, командир первого батальона убит.

Хотя добрая половина русских батарей уже была подавлена японскими орудиями, стрелявшими с закрытых позиций, и огнем канонерок с моря, вторая атака тоже сорвалась. Под плотным ружейным огнем японская пехота снова откатилась. На запрос об артиллерийском обстреле русских люнетов, из которых велся плотный фланкирующий огонь, пришел обескураживающий ответ - стрелять нечем. На орудие осталось по два-пять снарядов на случай отражения контратаки.

Первая попытка японских мелкосидящих кораблей подойти вплотную к берегу и "перепахать" русские укрепления также была неудачна. Пара русских, более крупных, да еще и бронированных канонерок с непроизносимыми для японца названиями "Гремящий" и "Отважный" устроили японским коллегам кровавую баню. Японцы почти не строили специальных мелкосидящих судов для действия в прибрежной зоне, предпочитая обходиться китайскими трофеями и старыми кораблями. Все деньги, выделяемые на флот, шли на строительство эскадренных, морских кораблей. Вот Кабаяси и имел "удовольствие" в течение получаса наблюдать за избиением японского прибрежного флота.

Взрыв девятидюймового снаряда, после которого от маленькой деревянной канонерки "Иваке" остались только щепки на воде, вызвал неприятную ассоциацию с событиями ночи высадки восемь дней назад, двадцать первого апреля. Он невольно вспомнил свой личный опыт "участия" в морском сражении и даже поморщился, что для самурая равноценно истерике.

177