Одиссея "Варяга" - Страница 159

159

Но теперь этот чертов прилив нам мешал! Корабль погружался слишком медленно и никак не ложился на дно. В это время неизвестно откуда появился русский портовый буксир и с разгона ударил нас носом (это был портовый буксир "Силач", который стоял у прохода на внешний рейд с одним работающим котлом, так как утром планировалось отправить его к месту гибели "Боярина" с целью съема 120-мм орудий с боезапасом и других ценных вещей. Как только началась стрельба, "Силач", по решению своего командира Сергея Захаровича Балка, развел пары и вышел под берегом вдоль Тигрового полуострова в проход, чтобы при надобности оказать помощь нашим поврежденным кораблям. Увидев же вражеский броненосец на фарватере, командир "Силача" принял единственно верное решение - пожертвовать буксиром, но предотвратить закупоривание канала. За этот бой лейтенант Балк получил Георгия 4-й степени, "Силач" с затопленной носовой частью - спасло то, что буксир имел усиленную носовую часть, ведь по совместительству он был и портовым ледоколом, смог добраться до пристани, а после заведения пластыря - ушел в док на ремонт ), уперся нам в корму и начал разворачивать вдоль фарватера, одновременно выталкивая "Фусо" к кромке канала, ему мешал только наш якорь.

Нужно было что-то предпринимать. И наш отважный командир приказал взять буксир на абордаж. Но было поздно, Аматерасу Оми-ками, видимо, оставила нас. Чертов русский крейсер уже подошел к нам на три кабельтова и застопорил ход, и как только наша абордажная команда (все, кто остался в живых) появилась на верхней палубе - смел нас пулеметным огнем. Я был тяжело ранен и потерял сознание.

Очнулся я уже в русском госпитале, где был искренне удивлен человечным отношением к нам, врагам. Здесь же лечились раненые русские - моряки с того самого буксира, который пытался помешать нам выполнить приказ адмирала. С их стороны мы так же не встретили враждебного отношения. Видимо, как и у нас, японцев, в русских традициях уважительное отношение к доблести своего противника.

Смерть легче птичьего перышка, долг тяжелей, чем гора. Мы до конца исполнили свой долг: как я узнал в госпитале - русская эскадра оказалась запертой в гавани! ("Силач" все-таки смог вытолкать "Фусо" к краю канала до того, как броненосец лег на дно, и хотя ширины канала было недостаточно для броненосцев, крейсера могли проходить). Теперь дело было за армией - уничтожить с берега русские корабли в этой мышеловке!

Глава 9. На войне как на войне.

Владивосток. Японское море. Май 1904 года.

Платон Диких по въевшейся привычке проснулся от еле слышной команды боцманской дудки "к общей побудке". Выработанная за долгие годы службы автоматика рефлексов сработала, и он попытался схватится за тросы, поддерживающие койку, и вскочить. Однако в который уже раз ударился правой рукой о переборку, левая рука схватила воздух, а макушка уткнулась в подволок. Открыв глаза, он увидел, что спал на верхней койке четырехместной каюты. С левой стороны доносился легкий храп его сокаютника, как он теперь вспомнил, такого же прапорщика по Адмиралтейству, из бывших штурманов дальнего плавания.

Вспомнил и то, как после неожиданно пышной встречи на вокзале, увидев свое будущее место службы и тускло поблескивающий казенник новенького, пахнущего заводской смазкой десятидюймового "чуда", почти "впал в изумление".

А утро одного из последующих дней принесло ему еще больший сюрприз. Тогда, после подъема флага он уж было собрался идти в свою башню, его отыскал командирский вестовой с приказом "одеться по первому сроку и ждать его в катере через двадцать минут".

Платон тогда тяжело вздохнул, решив, что прибыл, наконец, постоянный командир башни, которую он уже привык считать своей, и его вызвали для встречи нового командира и "передачи дел", побежал переодеваться. На пристани Беляева ожидала пролетка и Платон, повинуясь взмаху руки капитана первого ранга, уселся на облучке вместе с матросом-кучером.

- На Светлановскую, к заведению портного Ляо, - прозвучала команда и пролетка тронулась.

Когда они приехали к портновской мастерской, известной как своими ценами, так и отличным качеством работы, Беляев, выйдя из пролетки, приказал Платону следовать за ним и ничему не удивляться. Быстрым шагом они прошли через зал внутрь мастерской, где Платона окружили двое портных, заставили его снять бушлат, рубаху и брюки, после чего начали быстро снимать с него мерки.

- Чтобы через четыре часа готово было, - сказал Беляев, - Доставите в Морское собрание дежурному офицеру, а все остальное вечером на крейсер.

- Не извольте беспокоится, - сказал старший из мастеров, - Обязательно успеем, не первый раз.

- Ну что ж, Платон Иванович, поехали дальше, - сказал Беляев, когда изумленный до невозможности Платон Диких оделся, - Теперь нам с тобой в Первую Гимназию.

Перед гимназией их уже дожидался смутно знакомый лейтенант, кажется, с "Варяга", - припомнил Платон, в сопровождении трех человек, одетых в выходную форму железнодорожных машинистов. Двое выглядели лет на тридцать пять-сорок, а один, помоложе, под тридцатник.

- Доброе утро, Григорий Павлович, заждался я тут вас, - улыбнулся лейтенант.

"Балк", - вспомнил, наконец, фамилию варяжца Диких.

- Здравствуйте, Василий Александрович, мы тут к портным заезжали.

- А мы еще вчера вечером успели, - понимающе усмехнулся лейтенант, - ну что ж, коли все готовы - пойдемте.

159